Жанар Кусаинова «И жизнь не жизнь, а просто…»
Баба Зина – Здрасти тебе, Виктор! У меня вот внучка, сам понимаешь, сам видишь, глаза вроде на месте. А что мне теперь, родители ее разбежались, в городе живут, я одна рощу. В общем, разберись, ты у нас на такие дела мастер, ей уже родить пора. Вот-вот. Только вот если что, выпиши, подешевле таблеток. А лучше и не выписывай! А то ведь знаешь, я как сама тяну!
Аня – (Аня прячет глаза, молчит.) Зина, да что ты! Возьмите мое приданное, мне – то оно не пригодилось, а там все новое, не ношенное, и пеленки и рубашонки.
Внучка – Ой, спасибо тетя Аня!
Зина – Нет, Аня, ты меня прости, но нам твоего добра не надо. Мало ли, что вдруг оно какое, там! Несчастья приносит! Сглаз там какой, вон не зря же ты…
Аня спрятала глаза….
Доктор – Ладно, теть Зин, ты пока выйди, мы тут закончим и ты, потом с внучкой заходи, минут через 20.
Тетя Зина подозрительно посмотрела на Аню и Доктора, она что-то смекнула.
Тетя Зина – Через 20, ладно, пусть через 20… (выходят)
Тетя Зина с внучкой, о чем-то шепчутся в коридоре. Внучка садится на лавку, рядом с Колянычем и Валериком.
Внучка – Ой, бабушка, мне как-то не по себе, голова кружится, и спать хочется.
Баба Зина – Это живот о себе дает знать. Давай я тебя в палату положу. Там вроде, как и место было. (Уходят)
В это время в коридоре поликлиники. Там на лавочке сидят двое парней, это Коляныч и Валерик.
Коляныч – Привет, Валерыч! Есть курить?!
Валерик – Есть.
Коляныч дает сигаретки, зажигалку. Они курят. Мимо проходит медсестра Надя. С беременными женщинами.
Медсестра Надя – Пацаны, вы чего тут?! Здесь курить нельзя! Тут больные. Они же болеют здесь, а вы здесь курите.
Валерик – А где нам теперь?!
Медсестра Надя – Ну вот идите в морг, там покойные, им все равно.
Валерик – Ага, там холодно.
Медсестра Надя – Тогда на улицу.
Валерик – А там смотри, какой ветер!
Медсестра Надя – Пацаны, ну вы чё! Давайте на голову мне садитесь!
Валерик – И сядем! Хотя чего садиться, вдруг у тебя там вши, неизвестно еще, с какими ты там больными…
Коляныч – Валер, заткнись! Мужикам осталось только с девками собачиться. Иди, Надюша!
Медсестра Надя – Ну, смотрите мне тут!
Медсестра Надя подгоняет своих беременных женщин, они проходят мимо Валерика и Коляныча.
Медсестра Надя – Девочки мои, быстренько, не тормозим. Не отстаем!
«Девочки» идут за ней, послушные, медленные и сонные, как цирковые слоны.
Мимо Валерика и Коляныча проходят двое – мама с девочкой, лет 5. Девочка смотрит с любопытством на пустой рукав Валерика, показывает пальцем и спрашивает у мамы.
Девочка – Мама, что это такое?
Мама – Не показывай пальцем, доча. Так не принято.
Девочка – (еще громче) Мама, что это?
Валерик, рассерженно – Руку дяде оторвало с корнем, вот что! Иди сюда, хочешь поближе посмотреть?
Девочка подбегает, и дает какой-то бинт Валерику.
Девочка – Дядя приложи! Чтобы не болело! Мама всегда мне такое дает, когда у меня болит.
По коридору опять идет медсестра Надя, у нее в руках система для капельницы. Медсестра Надя останавливается у Коляныча и Валерика.
Медсестра Надя – Пацаны, все сидите?
Валерик – Ну, сидим.
Медсестра Надя – Чего ждем?
Коляныч – Доктора нашего, сердечника. Справка нам нужна. Две то есть. Инвалидность чтобы оформить. Раны там огнестрельные, осколки. С утра сидим, ждем все. И нет его и нет.
Медсестра Надя – Так вы что ничего не знаете?
Валерик – А что мы должны знать?
Медсестра Надя – Помер он, ваш доктор. Давид Аронович. Вчера ночью. Еще не все знают. Надо бы объявление в больнице повесить. Да все как-то никак, руки не доходят. Сами видите. (Кивает на свою систему) Ладно, побегу я, пациенты ждут.
Валерик – Ну, видим, ну беги, а нам – то что делать?
Медсестра Надя – Не знаю, честно говоря…Спросите у доктора. (Кивает на дверь гинеколога) Может он чего подскажет. Все равно других докторов пока у нас нет. Главный-то в город уехал. Когда вернется, непонятно.
Валерик и Коляныч встают и идут к гинекологу в кабинет. Входят.
Доктор – Здравствуйте! Это еще что такое! Почему в верхней одежде! Почему без сменной обуви?! Кто вам позволил в мой кабинет входить без стука! У меня тут женщины переодеваются! Вы вообще откуда?!
Валерик – Доктор не шуми! А то щас…
Коляныч – Нам справка нужна, точнее две. Про раны, на сердце.
Доктор – Вы вообще в своем уме? Я же гинеколог…Я вообще, не по этой части.
Валерик – А что делать…Давид Ароныч помер, когда другой доктор появится, не понятно и появится ли он вообще…а нам надо инвалидность оформить, пособия получить, семьи кормить. Жить нам надо. Он помер, а мы –то вон они.
Коляныч- И правда, мы-то не виноваты, что так оно сложилось с ним…Почему мы должны…
Доктор – А я, почему должен? Я-то тем более…вы к главврачу обращались?
Коляныч – Он в город уехал. Когда будет неизвестно.
Доктор – Ладно. Ну, давайте потерпите еще, вы вон, сколько ходите, ну еще походите, пока новый врач не появится. Ну, подождите еще!
Коляныч – А семьи наши тоже должны ждать? Им-то что сказать? Живым людям? Их какими словами кормить?
Доктор – Ну, не знаю. Я вообще другим занимаюсь. У меня вон женщины беременеют, детей рожают.
Валерик – Детей! Ага, государство родное сказало рожать, мы бегом! Послушные, рожаем. Государству не люди нужны, а мясо. Вот мы думали, что мы люди, а мы мясо. А разве нет, так только с мясом обращаются. Если человека все время унижать, он рано или поздно станет мясом. Ничего, раз нам государство ни хрена не дает, и мы не дадим! Вот сегодня ты родишь, а потом раз и твоего сына отправят куда – нибудь, как нас! На какую – нибудь Чукотку или Камчатку, куда они там придумают, кровь с говном мешать! Нет уж. Я вообще возьму и себе хрен отрежу. С корнем! Чтобы деток не рожать и не мучить зря! Стерилизация называется! Никого больше в этот мир не пущу, чтобы детей моих никто никуда! Лучше вообще никаких, чем, если над ними как надо мной измываться будут.
Коляныч – Это ж под местным только делают, я знаю, у нас одному в госпитале, тяжко-раненому такое делали! Хуяц! Ты же будешь чувствовать, как они будут там внутри тебя своими холодными железками фигачить! Это ж! Мерзость какая! Они будут твой хрен обсуждать, большой он или маленький, шутить там, прочее. Я знаю, мне делали операцию. Это когда мне ногу отрезали…Я ведь все слышал, хоть под наркозом был! Они блин мой хрен обсуждали. Твари. Спрашивается, какого хрена, операция на ноге, у меня нагноение, а они… ведь знали, что я слышу, не дуры же! Блин! Самое обидное, про ногу вообще ни разу не говорили.
Доктор – Только вы учтите, что эта операция необратима. И нельзя решаться на это, в таком состоянии…Успокойтесь, отдохните!
Валерик – И чего ты меня сейчас лечишь? Я вот уже решил. Если мне в этом мире мерзко, то и пусть, сам доживу, но никого в это мир пускать не буду.
Коляныч – Не, ну ты что и, правда, решил это…как его хрен отрезать? А ссать чем будешь?
Валерик – Нет, шланг – то у меня на месте останется.
Аня – Валерка, зачем ты просто сдаешься, лапы к верху? Уродам этим поддаешься! Тебя ударили, а ты, на, прогибаешься, убейте меня! Ах ты! Мы ведь, бабы, вас ждали…Вот мой мужик, ну не люблю я его, уж, сколько лет, все стерлось, забылось. Вернулся он, сами видали, ни рук, ни ног, но хоть голова на месте и любимочка тоже. Я уже рада! Вот, все родить пытаюсь ему, чтобы через ребенка вытянуть к жизни. Муж мой бы и ожил, на маленького глядя. Только вот не дает Бог. Господи, что же вы такое там натворили, что он вас мужиков так казнит. Что с вами там такое было-то, что вы теперь как эти, раны кровяные, ни жизни в вас, только боль одна! Господи, может потому, и родить не могу, выносить, что вот тащу своего Петра к жизни, он повис на мне, тяжестью, а я тащу его, тащу, как эта. Чтобы жил, уговариваю. И все ему обрыдло, до самой. Ничего знать не хочет. Где сил – то взять! Но все равно, нельзя так! К жизни всегда надо вытягиваться! Тебя судьба по харе, а ты не гнись! Чего же теперь-то?! Живой, целиком пришел! А туда же! А мужика я своего вытяну, вот не я буду! И ты вытянешься! Только жизнь в себе сохрани, соки ее, а то, будешь как козел безрогий!
Валерик – Вот ты говоришь мне! Да я и сам не помню, каким я был раньше, и был ли я вообще, или так приснилось! Сам себя не узнаю, не чувствую себя и жизни никакой в себе. Как будто высохло у меня все в груди, я сам как будто умер. Просыпаюсь и не чувствую ничего, у меня внутри как будто все сгнило, и семя мое сгнило, кажется мне, что от меня человек не родится, только зверь какой-нибудь. (Хочет закурить, смотрит на плакат и не закуривает) А не надо, больница все-таки. Я вот раньше мужик был, а потом там побывал и все, и как не знаю, меня как танком проехали, и не стоит даже, а раньше стояло, еще до того как. Как мясом кверху меня вывернули. И душу вынули, говном облили, говорят, сохни. Я как-то зашел в штаб, после службы и всего, за бумагой какой-то, а там они сидят, наши генералы. О дачах говорят, об огородах, о бабах своих…Там за стенкой, мужики помирают, мальчишки, а они…как не убил, сам не знаю.
Аня – Ну, не убил, и не убил, и хорошо. Откуда ты знаешь, может они это не от злобы, не потому что ровно им на все, а просто устали, они ведь тоже живые…или нет? Ну а зачем все это надо было? Всё это? Зачем нужно было, чтобы вы мужики посохли все? Оледенели, а? Вот и мой тоже… Зачем вас туда погнали, ради какой радости?!
Валерик – Не знаю, вот и задаю себе и не могу. Вот и мучит меня. Надо было видно. А мы что, мы – люди исполнительные. Сама знаешь, привыкли, приказы слушать, исполнять. Нам сказали, так мы поехали. А что все равно далеко не убежишь. А если и не убежишь, то зачем тогда? И детям своим такое оставить, когда над тобой власть всегда стоит поверху и давит на жизнь твою и за тебя решает.